Органная акустика как наука и искусство

 

Уже около 25 лет мне, как сотруднику кафедры акустики, приходится заниматься вопросами создания и реконструкции органных залов и органов. Это довольно специфическая область акустики, тесно взаимодействующая с органостроением, историей органной культуры, архитектурой. В этой области физическими и техническими методами решается художественная задача.

Нередко меня спрашивают, как я стал заниматься акустикой органа и органных залов.

 

Бонн. Монтаж органа на фирме Клайс

 

Здесь имели значение три обстоятельства. Во-первых, органом я начал заниматься раньше, чем физикой: еще в школьные годы, когда жил в Ленинграде, ходил в свободные дни в органный класс консерватории, а затем поступил на физфак МГУ, имея четкую задачу заняться после его окончания акустикой органа. Наверное, интуитивно чувствовал, что физфак МГУ — лучшее место для этого. Однако, поступив на физфак, со временем увлекся авиационной акустикой и на 3-м курсе распределился на кафедру акустики, чтобы заниматься не органными, а авиационными задачами (интересно, что если к органной акустике я пришел через игру на органе, то авиационная акустика со временем привела меня за штурвал самолета — до сих пор летаю в аэроклубе на разных машинах, довелось учиться даже на Ту-134). А потом стал заниматься и акустикой океана.

Но орган не бросал. И, в конце концов (это «во-вторых»), был приглашен на 1-й Всесоюзный съезд органистов и органных мастеров (Киев, 1987), где мои соображения о процессе создания органа и органного зала неожиданно нашли поддержку Олега Григорьевича Янченко — одного из ведущих наших органистов и органных композиторов, и Римантаса Гучаса — литовского органостроителя и реставратора органов. Эти два талантливых, замечательных человека вовлекли меня в большой «органный мир». И, наконец, третьим обстоятельством была поддержка тогдашнего зав. кафедрой акустики Владимира Александровича Красильникова. Когда на кафедру впервые обратились за помощью в создании органного зала (во Владивостоке) и Владимир Александрович «отписал» эти бумаги мне, я пришел к В.А. и спросил: «Владимир Александрович, задача вроде понятная, но мы же никогда этим не занимались. Что делать — лететь во Владивосток или не лететь, заниматься этим или нет?» Владимир Александрович ответил: «Конечно, заниматься! Ведь это же и есть настоящая акустика!» Так я и стал «органным акустиком». Позже прошел две стажировки в Германии (в Бонне и под Дрезденом) и получил еще и квали-фикацию органного мастера, что, кстати, очень помогает сейчас.

 

Орган Светлановского зала ММДМ

Двух одинаковых органов в мире нет. Орган всегда строится для конкретного зала. Какие задачи являются главными для акустика при создании органа и органного зала? Первое — найти оптимальную пространственную схему органа и его величину. Акустика органа — это, в первую очередь, решение пространственных задач формирования инструмента и, соответственно, создаваемого им звукового поля в зале. Пространственная схема и величина органа зависят как от особенностей помещения (его объема, формы, назначения, акустики), так и от выбранной стилистики инструмента. Эскизно определив пространственную схему органа (то есть расположение его в зале, размещение комплексов труб внутри инструмента, положение пульта), можно перейти к задаче вычисления оптимальных мензур (параметров труб), которые зависят также и от ожидаемой акустики зала. После этого можно довольно точно сказать, какой будет оптимальная величина органа (количество и перечень регистров, габариты инструмента) для этого зала. Такой орган будет звучать естественно — его будет хорошо слышно, и в то же время он не будет грохотать на Tutti, звучание будет свободным и ясным.

 

Пульт органа ММДМ

 

Далее следует задача выбора проспекта (фасада) органа. Проспект может быть чисто декоративным и ухудшать акустику зала, а может и улучшать ее, «помогать» ей, нужным образом отражая и рассеивая звук, создаваемый трубами органа или музыкантами на сцене. Здесь ограничивающим фактором является выбранный стиль органа, отчасти диктующий и его «внешность». Создание хорошего в акустическом смысле проспекта органа — непростая задача для акустика и дизайнера органа.

Замечу, что создавать новый орган можно в стиле уже прой-денных эпох органостроения, а можно и «заглядывать в будущее», рискуя, пытаясь выразить в инструменте свое понимание звукового идеала органа, как бы формируя новый органный стиль нашего времени.

 

Именно по этому пути мы шли в Москве в Доме музыки и немного раньше — в Органном зале Перми. Эти инструменты заметно «взбудоражили» органное сообщество.

 Важнейшая задача — создание оптимальной акустики зала. Обычно главное внимание уделяют времени реверберации, и тут имеется большая проблема — каждый вид музыки требует своего времени реверберации: наименьшее нужно для камерной музыки и оперы, наибольшее — для органа и хора. Создать универсальный зал, одинаково хороший для всех видов музыки — задача практически неразрешимая, поэтому большая часть залов имеет «компромиссную» акустику.

Эта задача усложняется и тем, что с годами представление об оптимальном времени реверберации для органа меняется. Например, на протяжении ХХ-го века, как удалось обнаружить, наблюдается устойчивая тенденция к увеличению оптимального времени реверберации: те залы, которые считались для органа хо-рошими в 1930-50-е годы, сейчас уже кажутся чрезмерно «сухими». То есть критерии акустического качества залов ощутимо меняются на масштабах порядка нескольких десятилетий.

Иногда приходится обеспечивать виброизоляцию органа, устанавливая его на «плавающий» пол (если рядом с залом проходит магистраль с интенсивным движением), или рассчитывать, кроме того, звуковиброизолирующую конструкцию, если по соседству с органом находится аудитория, где инструмент вообще не должен быть слышен.

Органная акустика — исключительно творческая область. Каждый зал, каждый орган — это отдельная история. Конечно, опыт помогает, но еще ни разу не удавалось «перенести» из одного зала в другой, даже похожий, готовое решение — как применительно к акустике зала, так и применительно к инструменту.

Реставрация органов — отдельная большая тема. Скажу только, что эта область требует как бы отказа от своего собственного «я», здесь нужно полностью следовать мастеру, создавшему орган, и хорошо знать историю органостроения в регионе. Нельзя навязывать при реставрации свое понимание того, каким должен быть «правильный» орган. Интересно, что изучение истории органостроения в регионах, где мне довелось работать (более всего в Петербурге), снабдило за два десятилетия таким количеством исторических и иных материалов об органах, что задача их публикации вызывает у меня порой состояние стресса — опубликовано уже 5 книжек на эту тему (последняя — энциклопедия «Органы России», 2012), но, кажется, работа еще и не начата…

Благодаря органам и органным залам пришлось изрядно полетать по стране — от Калининграда до Владивостока, побывать на многих органостроительных фирмах Европы.

 

 

Довелось участвовать в органных проектах в Москве, Санкт-Петербурге, Перми, Казани, Набережных Челнах, в Карелии, Астрахани, Самаре, Челябинске и других городах. Какие органы и залы были наиболее важными и интересными? Пожалуй, это органы Московского Дома музыки, где работал с органостроительной фирмой “Klais” (Бонн), реставрация Концертного зала и исторического органа Академической Капеллы Санкт-Петербурга (работали с фирмой “Eule” из-под Дрездена), Органный зал и орган Пермской филармонии (с фирмой “Glatter-Götz” с берегов Боденского озера) и, может быть, еще небольшой инструмент в Музее-заповеднике «Царицыно» в Москве, где вместе с фирмой “Thomas Jann” из-под Мюнхена пришлось создавать передвижной орган массой 2,5 тонны.

 

Царицыно

 

 

Доволен ли я сделанным? Не знаю. С одной стороны, не каждому акустику доводится видеть возводимые по его идеям реальные концертные залы и органы, которые затем становятся частью культурной жизни крупных городов. Но, с другой стороны, в каждом проекте из-за необходимости идти на компромиссы с архитекторами или заказчиками всегда остается нереализованной какая-то часть звукового потенциала зала и органа, о которой мало кто подозревает, но о которой всегда помнишь.

Павел Кравчун, доцент 
кафедры акустики

Назад