КАК СОВЕТСКИЙ ФИЗИК ПРЕВРАТИЛСЯ В РОССИЙСКОГО ПОПУЛЯРИЗАТОРА КЛИМАТИЧЕСКОЙ НАУКИ

Проблема коронавируса временно затмила главную современную проблему человечества — проблему глобального изменения климата. Редакция газеты «Советский физик» обратилась к Нобелевскому лауреату, выпускнику кафедры физики моря и вод суши Алексею Кокорину с просьбой рассказать о своей работе по этой теме.

Когда в конце 1970-х делал курсовую, дипломную, а затем уже в начале 1980-х диссертацию, посвященную газообмену СО2 на границе вода–воздух, то и не подозревал, что занимаюсь темой изменения климата. Понимание пришло в 1984 году, когда я пришел в Лабораторию мониторинга природной среды и климата Госкомгидромета и Академии наук СССР. С 1991 года лаборатория стала Институтом глобального климата и экологии, но тогда же наступили тяжелые времена для науки.

Выручило меня заключение Рамочной Конвенции ООН об изменении климата. Очень не хотелось уезжать из России, тут все близкие мне люди, масса друзей, любимый водный туризм, где я потом добрался до мастера спорта. Поэтому вариант, что я буду российским экспертом Конвенции с массой командировок и командировочных денег, мне очень подошел. Однако во второй половине 90-х наука была уже не та, столь любимых и длительных экспедиций не было, только компьютер и бумаги. А поездки только на переговорные сессии ООН.

Поэтому в конце 1990-х я примкнул к работам Всемирного фонда дикой природы (WWF), а с 2000-го и поныне его сотрудник. Выбор был правильным, много удалось посмотреть «мир» — Россию, Арктику и даже разок добраться до Антарктиды. Тем более, что довольно скоро была образована иная организация — WWF России, уже не филиал зарубежного «хозяина», а чисто наша, что очень помогло делать правильный выбор по всем видам деятельности. WWF оказался очень хорошей организацией: реальное дело, люди и их профессиональный уровень, стиль общения.

Все это мне очень понравилось и нравится и поныне. Только вот наукой фонд не занимается. Конечно, к проектам по охране природы российские научные институты привлекаются, и очень активно, но самому заниматься в WWF физикой океана и его взаимодействием с атмосферой уже не было никакой возможности.

Пришлось переквалифицироваться в популяризатора науки – затеять череду просветительских проектов, которые, кстати, давали и дают основным проектам Фонда немало ценной информации по климатическим рискам и по адаптации действий по охране природы к новому и «нервному» климату.

За почти 20 лет этой деятельности было прочитано более 200 лекций, издано несколько книг, в том числе учебное пособие для учителей старших классов средней школы «Изменение климата». По гранту Президента России был подготовлен интерактивный урок для школьников «Изменение климата». А «конвейер» работы со СМИ просто не останавливается: дано более 4000 интервью самого разного формата. В моей работе оказалась и масса неожиданных плюсов: так, увидев меня «в телевизоре», на меня вышли многие старые друзья, с которыми связь потерялась. Меня даже нашел мой отец, с которым я не виделся 41 год.

Опыта накоплено много, воспоминаний тоже. Были награды разными грамотами и знаком Минприроды России – «Почетный работник охраны природы». К огромному моему удивлению, именно за популяризацию науки Нобелевская премия мира в 2007 году была присуждена Межправительственной группе экспертов по изменению климата. У меня теперь есть красивый сертификат Нобелевского лауреата.

А в последнее время пошла новая деятельность - электронная - поток вебинаров. Срочно была проведена работа по более обширной версии школьного урока — теперь он называется «Изменение климата в России» и содержит массу информации для северных регионов. А сейчас уже почти готов лекционный видеокурс «Изменение климата» для Северного арктического федерального университета, но, по сути дела, для всех ВУЗов и даже для всех желающих.

Ниже буквально несколько фрагментов воспоминаний, надеюсь, интересных для читателей «Советского Физика».

Одно из типичных заблуждений всех — от школьников до членов правительства: изменение климата — тема «западных» ученых и политиков, а Россия стоит в стороне. Здесь очень уместно обратиться к советскому прошлому 1970-1980-х и напомнить, что наши ученые и даже должностные лица были среди первых, кто начал исследовать эту проблему и громко о ней заявлял. Есть и еще одно «смежное» заблуждение, особенно популярное среди нынешних ученых старшего поколения, далеких от физики атмосферы и океана: «против роли человека в изменении климата был лидер советской гидрометеорологической науки академик Юрий Антониевич Израэль».

Мне довелось непосредственно проработать с Израэлем с 1984 года до конца 1990-х, а затем поддерживать очень хорошие отношения до последних дней его жизни. Не раз ездил с ним в зарубежные командировки, где удавалось пообщаться много и неформально. Когда он был руководителем Госкомгидромета СССР, то попасть к нему на прием было очень сложно, но не для меня. Скорее наоборот, он требовал моей явки, причем, как правило, в вечернее время, когда спадал накал работы. Дело в том, что я был секретарем комсомольской организации Института глобального климата и экологии. Особых комсомольских проблем не было, поэтому беседа обычно шла по широкому кругу тем.

Ю. А. Израэль стоял у истоков создания Межправительственной группы экспертов по изменению климата — МГЭИК (вот он, ответ на «мнение» о прозападной природе этой организации), стал ее вице-председателем и очень активно взялся за организацию работы. Главное, что он подчеркивал: нужен всеобъемлющий мониторинг ситуации, только так можно накопить данные и понять суть изменений климата. Даже названия отделов в нашем институте были названы синхронно с мониторинговыми разделами докладов МГЭИК. При этом он более 15 лет настаивал, что твердых доказательств роли человека недостаточно (заметьте, не отрицал, а требовал более четких доказательств). Эту позицию тогда оспаривали многие климатологи.

В 1995-1997 годах шел процесс подготовки Киотского протокола, довелось и мне потратить на этот документ немало времени. Увы, все попытки «скрестить» меры по снижению выбросов парниковых газов с наукой не удались. В конце 1997 года Протокол был принят в виде взятых «с потолка» обязательств развитых стран (включая Россию) по снижению выбросов в 2008-2012 годах. Объемы снижений определяли не ученые, а политики. Уже в Киото делегация США многие дни и ночи твердо стояла на позиции: «снижаем никак не более, чем на 3% от уровня 1990 года», таковы были выводы их экономистов. Но приехал вице-президент Альберт Гор и объявил: «США снижает на 7%». Эффект был «потрясающим», делегация, конечно, подчинилась, но потом подобный волюнтаризм хорошо помог следующему президенту страны отказаться от ратификации Протокола.

Израэль Ю. А. выдвигал главный аргумент «против» Киотского протокола: науке такой протокол ничего не дает. Мне тогда пришлось выступать против него, но с другими аргументами: выбора у России нет; отказаться — значит, встать на сторону США против всего мира; надо ратифицировать и попытаться извлечь из документа максимум пользы, пусть не для науки, а лишь для отдельных наших предприятий.

В определенной мере так и случилось: после ратификации Россией в 2004 году Протокол вступил в силу, а в 2008-2012 годах с его помощью в нашей стране было реализовано около 100 в целом неплохих проектов, но, конечно, не в науке. Хорошо, что при этом у России уже нашлись средства на науку, конечно, очень скромные, но куда большие, чем в 1990-х.

В конце 2000-х годах преобладающим стало мнение, что человечество столь сильно влияет на климат, что никакие меры по сдерживанию выбросов не помогут, надо разрабатывать технологии прямого глобального воздействия на климат. Рассматривались разные идеи, такие как идея «сульфатного экрана» — стратосферного экрана из мельчайших капелек, затеняющего Землю от Солнца (сера здесь важна только как дешевый и простой материал, который можно сжечь в стратосфере и получить кислые и поэтому очень мелкие, не оседающие на Землю капельки). Сейчас эта идея находится на уровне компьютерных экспериментов, моделирование показывает, что экран может инициировать в атмосфере немало негативных эффектов, что в итоге приведет не к снижению, а к росту опасных метеорологических явлений.

Какой вывод можно сделать из опыта и воспоминаний?

Пожалуй, такой, что научно строгие знания в итоге всегда пробивают себе дорогу. Не сразу, часто очень тяжело. Понимание населением нашей страны того, как воздействие человека на климат накладывается на его естественные вариации и даже влияет на них, постепенно растет. Медленно, но неумолимо люди лучше и лучше понимают, что климат не столь теплеет, а становится «нервным». Что это не миф и не страшилка, но с этим нам и нашим детям и внукам жить в XXI веке.

Однако, чтобы двигать этот тяжелый «состав», у человека должна быть очень крепкая «база» научного подхода к любой проблеме, и именно такая база, как кафедра физики моря и вод суши, — прекрасный тому пример.

Алексей Кокорин, выпускник кафедры физики моря и вод суши физического факультета МГУ имени. М. В. Ломоносова 1981 года