Меня давно уже просили написать о первом студенческом реставрационном отряде на Соловках. В том, 1967 году я был секретарем Комитета комсомола физфака. Отчасти по этой причине удалось организовать такой отряд, которому я стал командиром. Во многом помог тогдашний ректор МГУ академик И.Г. Петровский. Я думаю, что непосредственные впечатления корреспондентки Комсомолки о нашем отряде, лишенные временных наслоений, будут наиболее адекватны.
Объявление, которое висело около комитета комсомола физического факультета МГУ, притягивало всех двумя магическими словами. Там было написано: «Соловки» и «реставрационный». Комитет комсомола физического факультета комплектовал студенческий отряд, который назывался необычно, а потому сила его действия была особенно неотразимой. Комитет комсомола приглашал добровольцев в реставрационный отряд на Соловки.
Непосвященным чудились развалины монастыря, бог весть сколько раз за последнее время оплаканные на страницах газет и журналов. И вот теперь-то эти развалины перестанут быть развалинами. Они их реставрируют. Посвященным.… Впрочем, честно говоря, посвященных не было. Были энтузиасты молодежного клуба «Родина», которые давно поняли, что от слов о том, что надо сохранить памятники старины, пора переходить к делу. Соловки и должны были стать этим делом, интересным и нужным.
От желающих ехать на Соловки отбоя не было. Даже те, кто смутно представлял, что такое реставрационные работы, уверяли, что всю жизнь только тем и занимались, что восстанавливали памятники старины. Наташа Еремян, будущий комиссар отряда, пыталась ввести эту добровольческую стихию в какое-то разумное русло. Она пугала каждого: «Учтите, на Соловках ничего не заработаешь!». Она дотошно спрашивала: «А какую строительную специальность ты имеешь?» В Наташином списке были сплошные каменщики и штукатуры. Потом выяснилось, что по-настоящему вести кладку может только Коля Зорин, студент архитектурного института. Впрочем, совсем позже выяснилось что ни каменщики, ни штукатуры на Соловках не нужны. Но это было потом. А пока комплектовался отряд, попавшие считали себя счастливчиками. В отряде были в основном студенты физического факультета, были ребята с мехмата, были историки и филологи, были представители из других вузов, правдами и неправдами пробившиеся в отряд.  И в студенческий отряд,  отправляющийся на Соловки, были зачислены два пенсионера. Одного уговаривали сами ребята, другая   уговорила ребят.
Алла Ильинична Гаврилюк, до пенсии работавшая в университете, позвонила в комитет комсомола и сказала, что будет делать все. Ей очень хотелось поехать вместе с отрядом на Соловки, где она была в молодости. Ее взяли, и она действительно все умела и все делала. И то, что студенты вовремя и хорошо питались, – ее заслуга тоже. И  концерт, который студенты дали местным жителям, Алла Ильинична заслуженно получила свою долю аплодисментов. Она пела: «Помню, я еще молодушкой была». И теперь, когда уже отряд возвратился в Москву, его командир Сева Твердислов, выражая мнение всего отряда, сказал в комитете комсомола, что, пожалуй, это надо ввести в устав студенческих отрядов. Брать в каждый отряд по одной «студенческой» маме. А с Константином Федоровичем Фадеевым велись долгие переговоры. Его смутила не дальность поездки, а то, что переговоры вел уж больно молодой народ. А дело нешуточное: работу Соловецких каменщиков, что пятьсот лет тому назад Соловецкий кремль строили, не каждый повторит. Но интерес к делу взял верх, и Константин Федорович, пенсионер, каменщик первой руки был зачислен в студенческий отряд МГУ, отправляющийся на Соловецкие острова.
 

На Соловках началось все с разочарования. Впрочем, это слово, я, пожалуй, употребила неправильно. Разочарований не было, было столкновение с реальной действительностью, которая часто бывает далека от желаемого и предполагаемого. Приехав на Соловки, студенты сами поняли, что Соловки туристские – это не только кремль. Это жилые дома и тротуары, это дороги и мосты, столовая и магазины. Романтические развалины тоже были, но начинать надо было не только с развалин.
Это летом на острове белые ночи, солнце, опьяняющий запах сосны и холодная прохлада озер. Зимой (а зима здесь все девять месяцев) на острове день, похожий на поздний вечер, ветры, холод, суровое Белое море. За последние годы население на острове не растет. Принято постановление о превращении Соловков в заповедник, и нужно строить. И, наверное, правильно сделал начальник ремонтно-строительного участка в Соловках Владимир Александрович Харинский, что рассказал москвичам все, как оно есть. Что рабочих против плана только треть. Что Архангельск обещал прислать сто выпускников строительных училищ, а дает только семнадцать, что вместо трех мастеров работает один, нет прораба, нет бухгалтера. Это несколько лет назад Соловкам не на что было строиться, а сейчас деньги остаются неосвоенными. И ребята поняли, что Соловки это как раз то место, где их работа необходима, где их помощь нужна, где без них не могут.
Сева Твердислов считает, что за все время его комсомольской работы Соловки были самым бесконфликтным периодом. Не было споров, ссор, недовольств. Никто не говорил, что трудно. Ни девчата, работавшие на расчистке леса, когда средь бела дня под ярким солнцем приходилось зажигать костер, чтобы комары не ели, ни ребята, выполнявшие по две нормы на лесопилке, где надо было пилить бревна, которые не то что не обхватишь, а не сдвинешь тоже.
С суровой необходимостью справились быстро. Работали истово, с удовольствием, с наслаждением. Наверное, так всегда работается, когда понимаешь, что, кроме тебя, сделать некому.
Две трети отряда занимались делами, имеющими к старине отношение весьма косвенное. А одна треть все-таки непосредственно была отправлена на восстановление тех самых памятников, ради которых сначала отряд и был создан.
Когда ехали на Соловки, было договорено, что одни будут заниматься работами в Кремле, другие обмерами и описанием памятников старины. Светлана Васильевна Вереш, директор филиала Архангельского краеведческого музея на Соловках, говорила, что последняя работа особенно важна. Строения шестнадцатого, семнадцатого веков разбросаны по всем островам. Пока Соловки – заповедник только номинально. В одном деревянном доме с резными наличниками особого северного узора живут косари, в деревянной церкви – рабочие. Не ровен час – уронит кто-нибудь спичку, и нет памятника архитектуры. Да и местные жители, которым иногда очень трудно втолковать, что брошенный дом, который разбирали кому не лень на дрова, теперь трогать нельзя, нет-нет, да и оторвут какую-нибудь досочку от стены, что тесалась четыреста лет назад.
Светлана Васильевна считает, что надо успеть описать, обмерить, сделать чертежи и схематические планы того, что еще уцелело и что без описаний и планов восстанавливать будет невозможно. У Соловков своя странная и печальная судьба. Уже годы прошли, как все поняли, что Соловецкие памятники архитектуры, которые сохранила для нас история, надо беречь и восстанавливать. Все поняли, а помощников, энтузиастов, без которых ни одно дело не сделаешь, на Соловках до этого лета не было.
 

Но когда разъехались по островам и приступили к обмерам и описаниям, выяснилось, что Управление культуры Архангельского облисполкома, которому подчинены эти памятники, финансировать работу в полном объеме не может. Те, кто ехал на Соловки, на заработок не рассчитывали, надо было только прокормиться. В отряде решили: весь заработок – в общий котел. «Филологов» (так здесь звали всех, кто работал на памятниках) прокормят просто строители. Хуже было, что у студентов не было простейших приборов для измерений. Приборы делали сами.
Другая группа должна была приступить к работам в кремле. Они подчинялись уже не Управлению культуры, а Архангельским реставрационным мастерским. Позже, на вечере-концерте, который привел  восторг местных зрителей, студенты пели такие частушки:
Двадцать шесть организаций возглавляют Соловки.
Нету здесь порядка, братцы, нет хозяйственной руки.
Ну, насчет того, что порядка совсем нет – это художественное преувеличение. Что же касается двадцати шести организаций – все правильно.
На Архангельские реставрационные мастерские у отряда были основания гневаться. До приезда отряда на место они обещали все: инструменты, материалы, двух молодых каменщиков, чтобы учились делу у Константина Федоровича. Когда еще на Соловки такой мастер приедет?
Студенты начали работу и кончили ее, а инструментов не было, не было материалов. Каменщики не ехали, на отчаянные телеграммы никто не отвечал, и только к концу пребывания отряда приехал молодой каменщик учиться у Константина Федоровича.

Меня в Соловецком отряде удивило не только то, что работали ребята добросовестно, толково, с выдумкой, а то, что сталкиваясь с невниманием, с неумением, а иногда и нежеланием по-хозяйски распорядиться двумястами рабочими руками, студенты вели себя правильно и, я бы сказала, мудро. Они не паниковали, не митинговали и не вели бесконечные дискуссии о том, что у нас хозяйничать не умеют, не ждали, пока все обещанное будет выполнено, не надеялись, что вдруг все само собой уладится, а искали разумный выход, понимая, что посильная помощь это куда лучше, чем оскорбленное ничегонеделание. Наверное, демагогия кончается тогда, когда начинается настоящая работа.
У реставраторов работа была тоже не той, о какой думалось в Москве. Сначала надо было расчистить помещения кремля от мусора, скопившегося там за многие годы. Мусор таскали носилками, потом поняли, что так будет до второго пришествия, и «физики» пришли на помощь «лирикам». Сделали тачку с полозьями, и ее вытаскивал грузовик. Расчистили ризничную палату, иконописную, рухлядную и чоботную палаты, вывезли мусор из подвалов, где когда-то томились узники, потом перешли к зондажу стен. Работали, как шутили студенты, почти как в каменном веке. Инструмента не было, любая железка, найденная в мусоре, шла в дело. Обивали позднюю штукатурку, чтобы обнажить стенную кладку, обивали не специальными инструментами, а простыми ломиками, от которых потом «руки отваливались».
Были и свои открытия. Обнаружили замурованное раньше окно трапезной. Теперь экскурсоводы подводят туристов к окну и говорят:
– Здесь вы видите окно трапезной в том виде, в каком оно существовало при постройке собора (пятьсот лет тому назад), этим летом его обнаружили под более поздним слоем штукатурки московские студенты.
Вот и вошел Соловецкий студенческий отряд в историю. Впрочем, в соловецкую историю они вошли не только открытием окна трапезной. Теперь очень многое на острове связано со студентами. Две первые мачты радиорелейной связи, которые помогут Соловкам говорить с материком, поставлены студентами. И тротуары деревянные у будущей набережной построены москвичами, и фундамент двадцатичетырехквартирного дома заложили, и там, где раньше машины в ямы бултыхались, теперь стоят три новых мостика.
Когда студенты прощались с Соловками, Владимир Александрович Харинский сокрушался непритворно. Он не просто рабочие руки терял, он терял, как он сам выразился, самых дисциплинированных и добросовестных работников, каких он только встречал за всю свою долгую строительную жизнь.
– Хотите верьте, хотите нет, – сказал мне Алексей Федорович Таранов, председатель островного Совета, который с легкой руки москвичей теперь все зовут мэром острова, – а мне теперь работать легче. Есть на кого показывать, с кого брать пример есть.
И на студенческом концерте было много народу, и на литературный вечер, который устроил студент Щепкинского училища Николай Кружков, пришло не меньше. Он читал Есенина и Блока, Маяковского и Твардовского, читал стихи молодых, его слушали благодарно, внимательно. Не избалованы еще Соловки такими вечерами. И хотя много, наверное, сейчас поэтов и артистов, музыкантов и певцов по Соловкам  отпуск бродит, а вот так, как пришел Коля Кружков к мэру острова и сказал: «Дайте клуб, устроим вам бесплатный вечер», – такого пока не было.
И те, кто видел, как трогательно готовились подарки именинникам – деревянный и отполированный брусок с числом и инициалами «новорожденного», и как отмечали дни рождения при свете старинного фонаря, найденного на одном из островов (теперь в музей этот фонарь сдали), с гитарой и особым крепким чаем, те тоже чему-то научились.
Правду говорят, что на Соловки лучше не ездить. Заболеешь Соловками. Студенты, когда расставались, пригласили на последнее собрание всех, с кем вместе работали. И серьезно обсудили, как сделать, чтобы на следующий год работать лучше. Они сюда вернутся, обязательно вернутся. И не только потому, что Соловки – чудо человеческого умения, а и потому, что человеку обязательно хочется еще и еще раз вернуться на то место, где оставлены плоды его труда. Где оставлен его след на Земле.