Определение предела

 

Вышла из печати новая книга Ю.Д. Нечипоренко «Смеяться и свистеть». Представляем один из рассказов книги.

   Гл. Редактор

 

 

Выпускные экзамены ─ пора цветения. Белым бисером рассыпаются среди зелени бутончики вишен, смеются запахами яблони, радостные, как весёлые невесты, ─ и салютует лету залпа­ми фейерверков сирень. Залп за залпом ─ за­пахи взрываются, выстреливаются, вбрасыва­ются в мир, щекочут ноздри, входят в легкие, в кровь, во всё сущее ─ зверей, людей и птиц.

Птицы чувствуют запахи острее всего ─ они сидят на ветвях и избывают ароматы в свистах и трелях. Выпускникам школ прихо­дится в это тревожное время сдавать экзаме­ны: петь учёные песни, пересказывать сказки экзаменаторам.

Я приехал с Юга: у нас уже отцвели яблони, а здесь еще встречались белые лепестки на вет­ках вишен у высотного здания на Ленгорах.

 

Перед приёмной комиссией факультета, куда я собрался подать документы, выстро­илась длинная очередь. Какой-то парень в тельняшке выхватил меня за руку из оче­реди и отвел в зал, где писали тесты и заполняли анкеты. Нам всем выдали по ли­сточку с фотографией, по которому пускали на экзамен — и испытания начались.

Самый сложный экзамен ─ письменная математика.

Тут дают пять задач, одна сложнее другой, и на их решение отводят четыре часа.

Так самую простую задачку, можно решить в пять минут, вторую по сложности ─ за десять, третью ─ за пятнадцать, четвертую ─ за полчаса, и тогда на самую сложную, пятую задачу оставалось времени три часа.

А можно было сделать наоборот ─ начать с самой сложной задачи и решать её все четыре часа ─ и так и не решить, и потому вообще не решить ни одной задачи.

Я знал, что надо начинать с простого, потому смог добраться до пятой задачи уже через час ─ и мурыжил её спокойно три часа, так и не решив. В конце концов оказа­лось, что четыре задачки я решил правильно, и мне поставили оценку четыре.

На устной математике молодой экзаменатор «погонял» меня по школьной про­грамме, задал пару задачек ─ и напоследок спросил определение предела. Я знал ответ наизусть и пробарабанил: «Для любого эн найдется эпсилон...»

На все предыдущие вопросы я ответил верно, и от этого, последнего, зависела судьба: «четыре» означало почти наверняка провал, то есть меня не взяли бы в университет. Ведь конкурс был очень высокий: пять человек на одно место сту­дента. Экзаменатор попросил повторить определение. Я продекламировал то же самое, не задумываясь: «для любого эн...» Тогда он сказал:

─ Сядьте, пожалуйста, и напишите.

Я понял, что наступил очень важный момент… В мозгу, как в часовом меха­низме, выпала какая-то деталь, колесико, что соединяло слова и мысли: и теперь слова бежали вхолостую, сами собой, как белые стихи.

Для любого эн

Найдется эпсилон...

Я посмотрел на слова как будто со стороны: в определении надо было пере­ставить местами «эн» и «эпсилон»! Получалось не хуже по ритму, и верно по смыслу.

Я протянул экзаменатору письменный ответ. Он поставил «пять».

Дальше было проще. Сочинение я написал по Маяковскому, на четыре балла ─ но на большее и не претендовал.

Последний экзамен ─ устная физика принимали сразу двое: старичок и ста­рушка. Билет я ответил бойко, но задачу не смог решить. Но к концу экзаменов я уже осмелел настолько, что стал доказывать, что задача поставлена неправильно. Экзаменаторы слушали меня, качая головами. В конце они задали какой-то пустя­ковый вопрос о подъёмной силе аэростата. Попросили отойти ─ и посовещались о чем-то. Их вердикт я запомнил на всю жизнь:

─ Вы недостаточно хорошо знаете физику, но мы хотим, чтобы вы поступили в университет и поэтому ставим вам оценку на балл выше.

Такое отношение я не забуду никогда ─ оно было не исключением, а правилом: лучшего приема в незнакомом городе, в столице огромной страны, было невоз­можно представить. Создавалось ощущение, что все меня здесь только и ждали! И не только экзаменаторы ─ со мной заговаривали незнакомые люди, мне улыба­лись девушки, и с одной из них мы вместе попали под ласковый июльский дождь, а потом ехали рядом в автобусе и дрожали рядом под мокрыми одеждами...

Я благополучно прошел какой-то предел жизни ─ и мог теперь декламировать, разгуливая по московским садам и паркам, стихи, которые знал назубок, и кото­рые мне не понадобились. Словно я сдавал экзамены всем этим липам, яблоням и вишням:

Я знаю, город ─ будет,

Я знаю, саду ─ цвесть,

Когда такие люди

В стране советской есть.

Яблони отцвели, образовались уже зеленые костяшки у вишен, но сумасшедше пахли липы.

Юрий Нечипоренко

 

Назад